«И вот мне приснилось, Что сердце мое не болит…»
66 лет назад, 21 мая 1957 г., в Ленинграде умер Александр Николаевич Вертинский. Уехав из России в 1920-м году с остатками армии генерала Врангеля, он поселяется в Константинополе. Позднее жил и гастролировал с концертами в Берлине, Париже, Палестине, Нью-Йорке, Шанхае. Начиная с 1923 г. он неоднократно обращается в посольства Советской России с просьбой о возвращении на Родину. В 1943 г., после многочисленных отказов, он получает позитивный ответ. Вместе с женой он возвращается в Советский Союз.
Дочь Вертинского Анастасия часто бывала дома у мамы Андрея, Нины Георгиевны. Она жила тогда на Малой Дмитровке, ей было удобно заходить к ней в гости. Иногда приносила билеты в МХАТ, где тогда работала. Мы с Ниной Георгиевной иногда ходили по этим билетам на спектакли, поставленным, как правило, по пьесам А.П. Чехова. Об этом я написала в сборнике воспоминаний об Андрее Александровиче.
Я была и на концерте Вертинского в Москве. Все два-три часа стоять на сцене ему уже было трудно, и он облокачивался на рояль. Помню руки Вертинского. Они как будто оживали, когда он начинал играть.
Разбирая архивы Андрея, прочитала его письма университетскому другу Владимиру Бонч-Бруевичу.
Вот одно из них, написанное в 1957 году, где Андрей, тогда ему только 21 год и он проходил практику в Ставропольском книжном издательстве, делится своими чувствами в связи со смертью Вертинского:
«Я тебе пишу всякую чушь и ни слова о главном. Может, понимаю — после этого уже ничего другого не скажешь. Может, потому слишком больно писать. Ты сам, наверное, это знаешь, — Вертинский умер. Это произошло в Ленинграде, перед концертом. Разрыв сердца. На свете есть мало людей, которых уважаешь ты, уважаю я. Здесь слово «уважать» не подходит: я поклонялся ему. Вся старая Россия, вся старая культура, все для меня было в нем одном. В газетах дали маленькую рамочку на другой день после похорон. Чтобы меньше народа было, что ли? На панихиде я не был. Люда была. Она говорит: выступал такой-то сухарь из Гастрольбюро, потом Набатов, Топорков. Ни одного слова от души о большом, большом человеке, о сердце его, никто не сказал. С жизнью нас связывают какие-то ниточки. Страшно трудно, когда рвутся. А потом я дома, вечером, поставил одну из его пластинок. И ревел, как дурак. Я помню, как он пел на одном из последних своих концертов: «И вот мне приснилось, Что сердце мое не болит…» А сердце болело. Вовочка, напиши мне. Как ты устроился. Тебе львы не снятся?
Ставрополь-краевой, улица Артёма. Ставропольское книжное издательство. Редакция художественной литературы. Чернышев А.А. 30/V- 57″.
